Неточные совпадения
«Скажи, служивый, рано ли
Начальник просыпается?»
— Не знаю. Ты иди!
Нам говорить не велено! —
(
Дала ему двугривенный).
На то у губернатора
Особый есть швейцар. —
«А где он? как назвать его?»
— Макаром Федосеичем…
На лестницу поди! —
Пошла, да двери заперты.
Присела я, задумалась,
Уж начало светать.
Пришел фонарщик с лестницей,
Два тусклые фонарика
На площади задул.
Многие
присели на землю и
дали волю слезам.
— Как же бы это сделать? — сказала хозяйка. — Рассказать-то мудрено, поворотов много; разве я тебе
дам девчонку, чтобы проводила. Ведь у тебя, чай, место есть на козлах, где бы
присесть ей.
Он даже не смотрел на круги, производимые
дамами, но беспрестанно подымался на цыпочки выглядывать поверх голов, куда бы могла забраться занимательная блондинка;
приседал и вниз тоже, высматривая промеж плечей и спин, наконец доискался и увидел ее, сидящую вместе с матерью, над которою величаво колебалась какая-то восточная чалма с пером.
Что же касается пышной
дамы, то вначале она так и затрепетала от грома и молнии; но странное дело: чем многочисленнее и крепче становились ругательства, тем вид ее становился любезнее, тем очаровательнее делалась ее улыбка, обращенная к грозному поручику. Она семенила на месте и беспрерывно
приседала, с нетерпением выжидая, что наконец-то и ей позволят ввернуть свое слово, и дождалась.
Пышная
дама так и подпрыгнула с места, его завидя, и с каким-то особенным восторгом принялась
приседать; но офицер не обратил на нее ни малейшего внимания, а она уже не смела больше при нем садиться.
— Я, — говорит, — я, кажется, что-то забыл… платок, кажется… Ну, хоть ничего не забыл,
дайте присесть-то…
Староста наш в канаву залез; старостиха в подворотне застряла, благим матом кричит, свою же дворную собаку так запужала, что та с цепи долой, да через плетень, да в лес; а Кузькин отец, Дорофеич, вскочил в овес,
присел, да и
давай кричать перепелом: «Авось, мол, хоть птицу-то враг, душегубец, пожалеет».
Вот и
присел он под дерево;
давай, мол, дождусь утра, —
присел и задремал.
— Да пусти же его; пусти, неотвязная… — с досадой заговорил Моргач, —
дай ему
присесть на лавку-то; вишь, он устал… Экой ты фофан, братец, право фофан! Что пристал, словно банный лист?
Когда кончилась панихида, матушка сунула священнику в руку полтинник и сказала: «Уж вы, батюшка, постарайтесь!» Затем все на минуту
присели,
дали Аннушке и старосте надлежащие наставления, поклонились покойнице и стали поспешно сбираться домой. Марью Порфирьевну тоже взяли с собой в Заболотье.
— Любить тебя буду, — шептала Матренка,
присаживаясь к нему, — беречи буду. Ветру на тебя венуть не
дам, всякую твою вину на себя приму; что ни прикажешь, все исполню!
Присев на задние ноги, то есть сложив их на сгибе, упершись в какое-нибудь твердое основание, заяц имеет способность с такою быстротою и силою разогнуть их, что буквально бросает па воздух все свое тело; едва обопрется он о землю передними лапками, как уже задние, далеко перепрыгнув за передние,
дают опять такой же толчок, и бег зайца кажется одною линией, вытянутою в воздухе.
Даю только еще один совет, с большою пользою испытанный мною на себе,
даю его тем охотникам, горячность которых не проходит с годами: как скоро поле началось неудачно, то есть сряду дано пять, шесть и более промахов на близком расстоянии и охотник чувствует, что разгорячился, — отозвать собаку, перестать стрелять и по крайней мере на полчаса
присесть, прилечь и отдохнуть.
Лиза
присела на край стула, подняла глаза на Лаврецкого — и почувствовала, что ей нельзя было не
дать ему знать, чем кончилось ее свидание с Паншиным.
— И еще как, дедушка… А перед самым концом как будто стишала и поманила к себе, чтобы я около нее
присел. Ну, я, значит, сел… Взяла она меня за руку, поглядела этак долго-долго на меня и заплакала. «Что ты, — говорю, — Окся:
даст Бог, поправишься…» — «Я, — грит, — не о том, Матюшка. А тебя мне жаль…» Вон она какая была, Окся-то. Получше в десять раз другого умного понимала…
Наташка, завидевшая сердитого деда в окно, спряталась куда-то, как мышь. Да и сама баушка Лукерья трухнула: ничего худого не сделала, а страшно. «Пожалуй, за дочерей пришел отчитывать», — мелькнуло у ней в голове. По дороге она даже подумала, какой ответ
дать. Родион Потапыч зашел в избу, помолился в передний угол и
присел на лавку.
Калинович вошел. Единственная стеариновая свечка, горевшая перед зеркалом, слабо освещала комнату. Гардины на окнах были спущены, и, кроме того, на них стояли небольшие ширмочки, которые решительно не
давали никакой возможности видеть с улицы то, что происходило внутри. Над маленьким роялино висела гравюра совершенно гологрудой женщины. Мебель была мягкая. Бархатом обитый диван, казалось Калиновичу, так и манил
присесть на него с хорошенькой женщиной.
По временам в ушах его раздавался звук полновесного удара: это кучер Архипушка всей пятерней
дал раза Евпраксеюшке, гоняясь за нею в горелках (и она не рассердилась, а только
присела слегка); по временам до него доносился разговор...
Инсаров
присел перед окном, но Елена не
дала ему долго любоваться видом; у него вдруг показался жар, его охватила какая-то пожирающая слабость.
Возился я целый день, не
присел, маковой росинки во рту не было, а приехал домой, не
дают отдохнуть — привезли с железной дороги стрелочника; положил я его на стол, чтобы ему операцию делать, а он возьми и умри у меня под хлороформом.
Хоть я и голоден, да зато
дам славную высыпку!» Я поторопился лечь; со всего размаха бросился на постелю и так закричал, что Андрей
присел от страха.
— Hop! [Гоп! (франц.).] — воскликнула одна из них, вскакивая в комнату, а затем
присела и раскланялась, как
приседают и раскланиваются обыкновенно в цирках, и при этом проговорила: — Bonsoir, mesdames et messieurs! [Добрый вечер,
дамы и господа! (франц.).]
Сколько я ни старался и ни смотрел, но так и не мог увидеть затаившуюся птицу, которая сейчас была ростом чуть не с курицу. Николай Матвеич прицелился из ружья и
дал мне «просмотреть» птицу по прицелу. Я, наконец, ее увидел. Она
присела к самому суку, вытянув вперед голову совершенно неподвижно. Только опытный охотничий глаз мог рассмотреть ее.
Обессилел наконец Миша.
Присел он на задние лапы, фыркнул и придумал новую штуку —
давай кататься по траве, чтобы передавить все комариное царство. Катался, катался Миша, однако и из этого ничего не вышло, а только еще больше устал он. Тогда медведь спрятал морду в мох. Вышло того хуже — комары вцепились в медвежий хвост. Окончательно рассвирепел медведь.
Вверх по реке, сейчас за Служней слободой, точно
присела к земле своею ветхой деревянною стеною Дивья обитель, — там вся постройка была деревянная, и давно надо было обновить ее, да грозный игумен Моисей не
давал старицам ни одного бревна и еще обещал совсем снести эту обитель, потому что не подобало ей торчать на глазах у Прокопьевского монастыря: и монахам соблазн, да и мирские люди напрасные речи говорили.
Во всю длину танцевальной залы, при звуке самой плачевной музыки,
дамы и кавалеры стояли в два ряда друг против друга; кавалеры низко кланялись,
дамы еще ниже
приседали, сперва прямо против себя, потом поворотясь на право, потом на лево, там опять прямо, опять на право и так далее.
При входе мужчины отдали почтительный поклон Сапеге, а
дамы,
присевши ему, поместились на диван с хозяйкой.
О нет, не в том смысле, чтобы арестовать вас. Хотя это и было бы удобнее для расследования истины, я не прибегну к этой мере. Я только желал бы при вас сделать допрос Протасову и
дать вам с ним очную ставку, при которой вам удобнее будет уличить его в неправде. Прошу
присесть. Позовите господина Протасова.
Ему
давали папироску и позволяли
присесть у краешка стола.
«Что за странность! — думаю себе, — этих бедных
дам только что вытолкали вон из их собственного жилища, а они, как будто ничего с ними и не случалось,
присели в чужой квартире и сейчас за вязанье».
Боровцов (садясь).
Дай присесть-то, потом и разговаривать начнем.
— Ишел я по лесу и вижу ваш огонь, — продолжал пришедший,
присаживаясь на корточки. —
Дай, думаю, посмотрю, что за люди… Скучно одному.
Мужик (
присаживается на порог). Отчего же доброму человеку не
дать?
Медвежий след издалека был виден. Видно было, как шел медведь, как местами по брюхо проваливался и выворачивал снег. Мы шли сначала в виду от следа, крупным лесом; а потом, как пошел след в мелкий ельник, Демьян остановился. «Надо, — говорит, — бросать след. Должно быть, здесь ляжет.
Присаживаться стал — на снегу видно. Пойдем прочь от следа и круг
дадим. Только тише надо, не кричать, не кашлять, а то спугнешь».
Благодаря Люде, я успешно, хотя и не без труда, выдержала вступительные экзамены, и вошла в курс институтской жизни. Я умела теперь
приседать и кланяться классным
дамам, как это требовалось институтским этикетом. Однако по-прежнему не уподоблялась остальным и не называла начальницу «maman» и, разумеется, не «обожала» ни учителей, ни воспитанниц.
И я с подобающей торжественностью выступила вперед, придерживая кончиками пальцев складки траурного платья и низко
приседая перед начальницей института, произнесла самым высокопарным тоном, какой только сумела изобразить, подражая бабушке и светским
дамам нашего горийского общества...
В 8 часов к нам поднялась высокая, худая, как жердь, французская
дама, m-lle Арно. Я подошла к ней по совету той же Чикуниной и
присела.
В тот же миг точно пчелиный рой оглушил меня своим жужжаньем. Но это продолжалось лишь секунду. Девочки, учившие вслух уроки, болтавшие и смеявшиеся с подругами, мигом смолкли при входе начальницы. Они все вскочили со своих мест и,
приседая, приблизились к нам. Между ними находилась маленькая, толстенькая
дама в синем платье.
На краю вала, на самом высоком изгибе, с чудным видом на нижнее прибрежье Волги, Теркин
присел на траве и долго любовался
далью. Мысли его ушли в глубокую старину этого когда-то дикого дремучего края… Отец и про древнюю старину не раз ему рассказывал. Бывало, когда Вася вернется на вакации и выложит свои книги, Иван Прокофьич возьмет учебник русской истории, поэкзаменует его маленько, а потом скажет...
— Что ж ты… пытать меня хочешь? — хныкающим фальцетом отозвался Зверев,
присаживаясь на край кушетки. — Удовольствие тебе разве доставит — знать всю подноготную? Ты протяни руку, не
дай товарищу дойти до… понимаешь, до чего?
Началась партия. Лещова
присела у нижней спинки кровати и глядела в карты Качеева. Больной сначала выиграл. Ему пришло в первую же игру четырнадцать
дам и пять и пятнадцать в трефах. Он с наслаждением обирал взятки и клал их, звонко прищелкивая пальцами. И следующие три-четыре игры карта шла к нему. Но вот Качеев взял девяносто. Поддаваться, если бы он и хотел, нельзя было. Лещов пришел бы в ярость. В прикупке очутилось у Качеева три туза.
— Ты молод, а я знаю, как с
дамами по-военному обращаться. Верь мне, мы ей на верхний зуб капнем, и она нам еще книксен
присядет. Едем скорее — она мучится.
— Кой чёрт, ездили… У прокурора зубы болели, да и я не в себе как-то был все эти дни. Ну, что пить будете?
Присаживайтесь, тридцать три моментально. Водки или пива? Дай-ка нам, брат сиделочка, того и другого. Ах, что за сиделка!
Дядька
дает ему знак, чтобы он
присел, а сам заботливо устраивает западню.
"Это еще что?" — с усиленным интересом спросил Лука Иванович,
присаживаясь поближе к столу; он все вспоминал, где и когда мог он видеть эту
даму.
"Дети, — готова она была крикнуть и уже подняла голову, — я вижу, что из них выйдет. Они твои, а не мои дети. Добро?.. Какое?.. Ездить по приютам в звании dame-patronesse [дама-патронесса (фр.).], помогать твоему ненасытному тщеславию, поддерживать связи в высших сферах, делать визиты и
приседать?"
В санях сидит военный. Это сам государь Павел Петрович.
Дама, стоя на подножке,
приседает. Виктор Павлович по-военному вытягивается в струнку и отдает честь.
— Вы не узнаете меня, матушка, Наталья Андреевна? — сказала эта размалеванная вывеска придворной
дамы, важно
приседая.
Присела на гнилой дубовый пень, обросший мохом. Но все не заговаривала, и только грудь ее чуть заметно вздрагивала. Мутное небо в полной тишине заметно темнело, стали падать мелкие теплые капли. С резким треском неожиданно через все небо прокатился удар грома, и опять кругом стало расслабленно-тихо. В мутной
дали Оки показался пароход и бессильно пыхтел, как будто не двигаясь с места.